Жизнь несправедлива к приморским городам в том смысле, что их воспринимают как некое приложение к набору стереотипных южных развлечений, за пределами же курортного сезона этот город словно и не существует. Между тем, такие места по своей значимости подчас не уступают столицам. Подтверждение тому — Керчь. Беседа о ней состоялась с человеком, по- настоящему влюбленным в этот крымский город — поэтом, публицистом, путешественником Игорем СИДОМ (СИДОРЕНКО).

— Неужели Керчь — действительно древнейший город в Украине?

— Вне сомнений. Хотя документальных свидетельств о времени основания Керчи нет, существуют первые культурные напластования, относящиеся к определенным эпохам. Я особенно люблю такой факт: в 2000 году археологи – они съезжаются отовсюду, и греки там копают, и американцы, и россияне — согласились, что у города есть конкретный возраст. Просто вице-мэр Керчи ходила к археологам и упросила обозначить конкретную дату. Год, когда она с ними говорила, был обозначен как 2599-й со дня возникновения древнего Пантикапея. Соответственно, на следующий год город шикарно отпраздновал свое 2600-летие. Это не точная датировка, просто договорились между собой.

— Ну, это часто бывает с датами основания городов…

— Нередко есть какие-то конкретные упоминания: например, первый казак на берега Днепра в районе нынешнего Днепропетровска прибыл тогда-то, и соответственно имеем точную дату, или нога первого ордынского воина вступила на берег Керченского пролива в таком-то году, и это время, с которого существует Крымский улус Золотой орды, преобразовавшийся затем в отдельную нацию. Но касательно древности нашего города, повторюсь, никаких сомнений нет.

— Чем еще уникальна Керчь?

— Она обладает уникальными свойствами пограничья. Во-первых, это граница Украины с Россией. Мои знакомые в России при слове “Керчь” говорят: “а, это где-то у нас на Тамани” – потому что Лермонтов, когда писал свои небольшие повести, не очень внятно описывал местоположение Керчи – упоминается лодка из Керчи в Тамань, как будто это где-то рядом… А также здесь граница между Европой и Азией. Дело в том, что есть деление по середине Кавказа, и тогда получается, что Тамань вроде бы тоже Европа, но более древнее, античное деление между Европой и Азией шло всегда через Боспор Киммерийский – то есть Керченский пролив, через Меотиду, точнее, Меотийские болота – так тогда называлось Азовское море – и вверх по реке Танаис – ныне Дон – к Рифейским горам, то есть Уралу. То есть Керчь –исторически крайний форпост Европы. И, соответственно, через Керченский пролив последние 2000 лет заплескивали волны восточных кочевников, завоевателей, то есть Азия во многом через Керчь, через Крым проникала в Европу.

— А в чем проявляется европейскость Керчи?

— Помните, у Набокова есть сравнение итальянской Фиальты с Ялтой? Вот мне кажется, что если Ялта – это нечто отчасти итальянское, то Керчь очень напоминает небольшие греческие прибрежные городки, например, пригород Афин, где находится порт Пирей. Иначе говоря, если Южный берег Крыма подобен Италии, то Керчь – это такая Греция. Эллинистическая цивилизация проглядывает везде. Если обвалится какой-нибудь обрывчик, то там обнаруживаются бляхи с амуницией греческих воинов, части сбруи, монеты. Кстати, в Керчи живет единственный на сегодня в мире живой первооткрыватель эллинистического города — Алексей Куликов.

— Неужели такое возможно?

— Город Акру искали десятки лет. Но, будучи еще старшеклассником, Алексей – фанатик археологии — ныряя с маской и ластами километрах в 15 от Керчи на глубине нескольких метров, обнаружил остатки городской стены и строений. И потом много лет подводные археологи раскапывали город еще по набросанному его руками плану… А если говорить об отличиях, то они не очень позитивные: Керчь – это город, который пока не нашел себя заново. Специалисты знают, что это одно из самых интересных мест на планете – такая там концентрация культурных пластов. Но местное население даже не гордится. Есть замечательные краеведы, но без широкой трибуны. Так что задача культурных деятелей – донести до населения, в каком потрясающем месте мы живем. Я с января этого года специально вернулся в Керчь, чтобы заниматься этим, и очень рад, что мы говорим о ней.

— Что же лично вас связывает с Керчью?

— Первый посыл в этом плане был, наверное, случайным. Дело в том, что я начинал свою трудовую деятельность после студенческих лет, когда на территории СССР существовало всего несколько институтов, занимавшихся исследованиями в тропических странах. Я с детства стремился к тропикам и в этом смысле для меня Крым и Керчь стали не просто местом исследования и работы, а портом, из которого я совершал свои кругосветки. Тогда была сеть институтов, посвященных океанографии и рыбному хозяйству по всему СССР, и мне больше всего понравился ЮГНИРО (Южный НИИ морского рыбного хозяйства и океанографии) в Керчи. Это сейчас основное научное учреждение Украины, которое исследует рыбные запасы практически всего мирового океана. Тогда, в середине 1980-х, Керченский институт занимался в основном Индийским океаном и Антарктидой. И первая моя экспедиция была не в тропики, как я мечтал, а в Антарктиду. Но потом я добрался и до тропиков. Поначалу мое восприятие Керчи было чрезмерно романтичным, но постепенно я убедился, что мои восторги обоснованы.

— Каким было ваше первое, и, быть может, самое яркое впечатление о городе?

— В конце 1980-х годов я почти случайно нашел человека, который когда-то учился на историческом факультете Симферопольского университета. Он сохранил ключ от тогда закрытого для посетителей Керченского некрополя на горе Митридат. Гора эта – знаменитое место, туда Пушкин поднимался во время своего однодневного визита в Керчь. Это, фактически, холм около ста метров высотой, который имеет несколько седел – дополнительных вершин, тянущихся вглубь полуострова. А сама гора находится на берегу Керченской бухты. Некрополь в данном случае неточное название, потому что это обычно совокупность гробниц, задуманная как единое целое. А здесь — сотни единичных захоронений, соединенных грабителями уже в ХIХ веке подземными ходами. Захоронения устраивались семьями боспоритов, жителями Пантикапея, под территорией каждого двора. Они представляли собой камеры, вырезанные в суглинке на глубине около трех метров. Туда вел узкий вертикальный ход. Когда кто-то умирал, его погребали внутри камеры. При этом усопший снабжался для путешествия в загробный мир домашней утварью и драгоценностями. Вход тщательно охранялся. Когда в ХIХ веке Крым отошел России, то русские авантюристы стали грабить могилы. Стены каждой из них продалбливали длинными шлямбурами. Поскольку камеры находились близко друг от друга, всего в нескольких метрах, подобная практика срабатывала лучше, чем выкапывание ям наугад. Когда такой шлямбур, в определенном направлении вбиваемый в стену, обнаруживал пустоту, то в ту сторону делался лаз – две камеры оказывались соединенными между собой. Новую камеру тоже грабили, из нее тоже делали исследования окружающего пространства и таким образом множество камер были соединены паутиной ходов. И все это в совокупности ученые называли некрополь. Я спускался туда раза три. Это потрясающе: ты оказываешься в уютном, но страшном пространстве, где лежат остатки скелетов, на стенах напутственные граффитти, свидетельствующие, что в то время – в начале первого тысячелетия — христианство уже проникало в эти края, правда, в преобразованных формах, накладываясь на культ конного бога Сабазия. Поэтому тогдашних жителей Пантикапея называли сабазиастами. Мы там практически везде лазали на коленях. Вот это было сильное впечатление. Вообще, Керчь – очень необычное место, и отношения между человеком и окружающим его пространством очень странные.

— Какое из имен города вам кажется наиболее адекватным?

— Дело в том, что нынешнее название имело средневековый вариант “черкио” в итальянском написании и любопытным образом совпадает с эвфемизмом в русском языке, также средневековым, оживленным поэзией Пушкина и Баркова; кажется, у последнего у последнего употребляется “керч мохнатый” без мягкого знака – имеется в виду фаллос. Поэтому нынешнее значение мне кажется наиболее смешным и поэтому интересным. А если серьезно, Пантикапей происходит от названия речки Пантикапа. Ныне она протекает по городу под названием Мелек-Чесме, это по крымско-татарски “ангельский родник”. А Пантикапа означало “рыбный путь”. Я в январе этого года, когда большая часть льда еще не сошла, стал свидетелем удивительного явления: многотысячное стадо молоди кефали — про большие косяки рыб говорят “стадо” — вошло в устье реки, которая на самом деле очень нечиста в последние десятилетия, поскольку в нее во многих местах идут сбросы городской канализации. Речка узенькая, метров 10 от силы – и рыба заполнила первые сто метров устья. Получилась такая каша из живой рыбы, блестящая металлом, шевелящаяся поверхность. Фантастическое зрелище. Возможно, такое происходило и ранее, потому и речку, и соответственно город так назвали. Это моя гипотеза. На самом деле Керченский пролив — единственный естественный путь для рыбы из Азовского моря в Черное и наоборот. Сельдь ходит нереститься здесь, красная рыба поднимается в Азовское море и в реки. А вообще официальных названий у Керчи было порядка 12 за эти 2500 лет. Слово Боспор превращалось, например в Воспоро и Воспро, очень возможно, что название Керчь родственно его скифскому варианту “Карх”; у Керчи даже одно время была возможность стать столицей Российской империи – об этом подумывал Петр. Но и сейчас Керчь могла бы стать на год культурной столицей Европы – она из достойнейших претендентов.

— Но осознают ли это сами керчане?

— Одним из главных параметров города является некая амнезия. Это город с великим прошлым. Но из-за того, что во время Второй мировой войны партийное начальство города решило не эвакуировать значительную часть населения, а практически загнало людей в каменоломни для проведения партизанских действий, а фашисты со своей стороны их очень дотошно искали и уничтожали, то в результате подавляющая часть горожан погибла. Потом пустые или восстановленные дома были заселены людьми с Тамани или других районов России. Очень мало осталось горожан, которые бы помнили Керчь довоенную. А между тем, в 1920-е годы в Керчи находился так называемый Боспорский университет. Сейчас о нем мало кто помнит, это было всего несколько лет, но там преподавали замечательные ученые, столичные профессора. Другой интереснейший эпизод раскопал мой товарищ, историк. Оказывается, история футуристического движения как единого целого закончилась именно в Керчи, когда во время гастролей под названием “Олимпиада футуризма” Маяковский, основавший кубофутуризм, и Игорь Северянин – глава фракции эгофутуризма, — окончательно расплевались. Или более древний пример: на территории Керчи, еще во времена Боспорского царства, в одном из древних городов, территория которых сейчас объединяется Керчью, жили двое известных философов – Сфер и Дифил. Их труды не сохранились, но, согласно свидетельствам современников, они обладали серьезным интеллектуальным влиянием на тогдашний эллинистический мир – вплоть до Средиземноморья. Или еще такой факт: знаменитый Демосфен был лоббистом Керченского – Боспорского – культурно-политического пространства. Он проводил среди греческий элиты интересы Боспорского царства. Обо всем этом мало кто знает.

— Не могу не спросить об этом: вы тут упомянули о загрязнении… Как скажется на экологии города недавняя катастрофа с добрым десятком российских судов?

— Поспешу вас успокоить: за счет сильных течений на большинстве участков акватории все будет довольно быстро смыто в Черное море – так что к лету останутся одни воспоминания.

— Очевидно, Керчь видела множество народов, и каждый из них вносил в облик города что-то свое. Влияние какой культуры ощущается наиболее?

— Здесь есть одна драматическая история. Помню, директриса книжного магазина на центральной улице – сейчас там уже, конечно, какой-то бутик — носила фамилию Ламброзо. Керчь к моему приезду в 1985 году была средоточием остатков итальянской диаспоры в Крыму. Итальянцы – не очень типичное явление для Керчи и вообще для Крыма, но живут они там уже около 500 лет, это потомки двух итальянских республик – Венецианской и Генуэзской, чему свидетельством хорошо известное место – Генуэзская крепость. А за последние лет 200-300 итальянцы со всего побережья Крыма съехались в Керчь для компактного проживания. Во время Второй мировой итальянцы, как и крымские татары, немцы, греки были репрессированы. Всех поголовно увезли в Среднюю Азию и в Казахстан, очень много погибло по дороге. И, насколько я знаю, они последние из репрессированных народов Крыма, еще не добившиеся реабилитации. В живых свидетелей репрессий почти не осталось, но их дети все еще ждут юридического решения на сей счет… А брендовый этнос для Керчи – конечно же, греки. Гора Митридат названа уже в новое время в честь такой знаменитой персоны, как Митридат VI Эвпатор, который погиб при осаде Пантикапея, где были его войска. Этот малоазийский царь мечтал создать Циркумпонтийскую империю, пытался противостоять Риму, причем довольно успешно. Но оборону его войска удалось сломить. Есть легенда о его смерти. Общеизвестно, что он специально всю жизнь употреблял в гомеопатических дозах всякие яды, чтобы его не отравили, потому ему не удалось отравиться в тот момент, когда был сокрушен его отряд, и он попросил своего друга — по иным источникам, слугу –– его заколоть. “С Атридом спорил там Пилад, Там закололся Митридат” – так об этом написал Пушкин. Еще в 1950-е годы была сломана великолепная белокаменная копия афинского храма Тесея, построенная в начале 19 века на середине Митридата, на площадке, видной за десятки километров. Я видел старые фотографии – это просто было чудо. Здание сломали и построили ресторан, сгоревший буквально через год. И до сих пор какая-то нелепость там стоит. А в течение 150 лет Керчь была узнаваема с моря именно благодаря этому. Я уж не говорю про греческие полисы по берегам Керченского пролива – а его протяженность более 30 километров, потрясающие названия: Мирмекий, Нимфей, Тиритака, Порфмий, Парфений, Гермисий… Это все города, которые возглавлялись Боспором, находившемся вокруг горы Митридат.

— Каков характер Керчи сейчас? Это ветеран многих войн, задерганная проблемами постсоветская провинция, город-музей, легкомысленный курорт?

— Вы очень точно определили несколько ликов города. Все это присутствует одновременно. Нынешняя Керчь ищет свое лицо; облик курорта начинает расправлять плечи и занимать место в умах и самих керчан и приезжих. Поскольку бюджет наполняется во многом благодаря туризму, то это очень важно и с экономической точки зрения, да и вообще для того, чтобы воспринимать себя как европейский город: чем больше Керчь общается с внешним миром, тем это полезнее. Ведь самое страшное, что осталось в городе с советских времен – провинциальность. Я как керчанин и в себе много этого нахожу и с этим борюсь, и Керчь с этим борется. Между прочим, стоит сказать, что нынешнее руководство города взяло на себя одну дерзость, которую я лично поддерживаю. Они меняют деревья, представленные в городском озеленении. Огромное количество вязов и лип срублены и заменены на типично южные субтропические растения – на платаны и кипарисы. Это очень важно. Керчь благодаря предыдущему флористическому набору выглядела как обычная часть средней полосы России – теперь все больше становится настоящим средиземноморским городом. Разве что пальм нет. Увы, в Керчи, в отличие от Ялты, зимой довольно сильные ветра, и пальмы не могут удержаться. Хотя во дворе моего родного института ЮГНИРО под горой Митридат благодаря защите от ветра растет инжир, совсем уж такое тропическое растение, родственник баньяна, род фикуса, и я этим горжусь.

— Каковы еще характерные черты городского ландшафта?

— Пролив, благодаря тому, что берега постоянно размываются, довольно скалист. Вообще, Керченский полуостров – это степь с холмами. Причем многие из этих холмов, и особенно на территории Керчи – искусственные. И есть термин Юз-Оба – “Сто вершин” — так татары назвали таврские и тавро-скифские могильники. Многие из этих захоронений, в том числе и знаменитый Золотой курган, находятся на территории города. Мне очень нравится эта пересеченная местность. Кроме того, имеем совершенно фантастическое явление – грязевые вулканы. За окраиной находятся Булганакские грязевые вулканы с лечебной грязью, а уже на территории города, буквально в 10 минутах от моей квартиры – вулкан Джарджава, что означает Вражий Овраг. Он взорвался в 1984 году. Двухметровые комья глины взлетали в воздух, было гудение несколько дней, раскаленная глина вылилась и создала новый холм. Что касается ландшафта культурного– это типичный приморский городок по своим строениям. Чудесные топонимы – переулок Босфорский, улица Эспланадная… Я сам обнаружил очень любопытную деталь: на улочках вдоль горы Митридат подворотни или арки домов были снабжены до последних лет небольшими каменными столбиками высотой до колена и толщиной с ногу слона, которые почти касаются углов ворот. Выглядит так, словно подворотня – это рот бегемота со здоровенными клыками. Выяснилось, что это — следы известной в Средние века традиции защищать подобными столбиками побеленные края подворотни от колес телег, вкатывавшихся во двор… Кстати, я сам принял посильное участие в изменении Керченского ландшафта.

— Каким образом?

— Мы с друзьями проводили Боспорский форум культуры в 1993-95 годах. И на горе Митридат создали с помощью землеройной техники курганчик, который назвали Юз-Одын-Оба, что в переводе с нашего макаронического языка значило Сто первая вершина; и в него участники форума, знаменитые русские литераторы Василий Аксенов, Тимур Кибиров, Фазиль Искандер бросили свои творческие талисманы. Такая полу-артистическая, полу-мистическая акция: мы говорили, что мы сеем разумное, доброе, вечное. Каждый придумывал что-то свое. Симферопольский поэт Юрий Поляков бросил туда свою девушку, но тут же ее и достал. Фазиль Искандер бросил один лист своего черновика. Кибиров бросил свой газовый баллончик, неиспользованный, с заклинанием “за всеобщее разоружение!” А Аксенов бросил свою ручку золотистого цвета. Мы посчитали, что это золотой “Паркер”, и он не отрицал, что именно этой ручкой 15 годами ранее он дописывал знаменитый роман “Остров Крым”. Об этом я рассказал на радио “Свобода”, и когда вернулся в Керчь, весь холмик был разрыт. Потом я слышал о нескольких людях, имеющих у себя дома золотой “Паркер” Аксенова, которым он писал “Остров Крым”…

— Если говорить об островах, то под Керчью есть еще Тузла…

— Керчь неотделима от этого замечательного участка земной поверхности. Все знаменитые участники Форума – писатели и художники– делали акции на Тузле. Действительно, этот островок когда-то представлял собой окончание косы, тянувшийся от мыса Тузла на российской территории. Потом коса была размыта, в советские годы этот участок некогда азиатского побережья передали под юрисдикцию города Керчь, а поскольку есть общеевропейский постулат о нерушимости границ, то спорить о принадлежности не стоит. Тем более что это место, где могут происходить разные культурные интеракции. Тогда, в 2003 году, было важно, что Украина отстояла эту территорию, а сейчас Украина может, я думаю, предоставлять этот остров для различных художественных акций. Я, кстати, советуюсь с моими высокопоставленными партнерами на сей счет.

— Кто сейчас живет в Керчи?

— Это очень интересно. Потому что послевоенный тип мещанина был скучный, неинтересный. Но из-за того, что Керчь – это порт, а также отчасти из-за того что Керчь – это средоточие исследовательской работы по изучению океана, имеется необычное преломление менталитета крымчан. Крымчане ведь во многом моряки. Тот же Куликов рассказывал, как по улице Ленина, бывшей Дворянской, в советские годы фланировали одетые во все заграничное моряки торгового и рыболовного флотов с женами и детьми, приезжавшие ненадолго между рейсами. Они гуляли, демонстрируя купленное в загранпортах, а также в керченском магазине “Березка”, и это была такая субкультура: они своим ярким видом противостояли совковой серости, которая постепенно исчезала из окружающего их пространства. То, что Керчь стала более пестрой еще в советские годы – очень важный момент. В этом смысле спасибо самому факту мореходства. Сейчас, конечно, уже другое. Тогда был один-единственный ВУЗ, и то филиал Калининградского рыбного института, а сейчас в городе, по-моему, уже около десятка институтов, и молодежь вовсю живет в интернете. Причем, что интересно, очень развито фотодокументирование пространства. Потому мне кажется, что процесс пошел: нынешние керчане все более влюбляются в собственное пространство – и культурное, и географическое. Заповедная гора Опук на юг от города, грязевые вулканы, раскопки потрясающие… Мы на Боспорском форуме всегда возили участников по греческим городищам пролива – они впитывали эту ауру эллинистической прибрежной жизни, археологи им рассказывали обо всем свежеоткрытом, а вторую половину дня велись научные и художественные дискуссии. Это работало на изменение сознания гостей, что очень важно. Вот уже прошло лет 15 после форума, а знаменитые гости до сих пор помнят его.

— Неужели никакого продолжения не было?

— Сейчас до сих пор проводится довольно красочный театральный фестиваль “Боспорские агоны”. Мне как специалисту по фестивалям совершенно понятно, что несколько форумов на разные темы могут проходить в этом фантастическом месте.

— Фантастики или мистики в таком городе должно быть действительно немало.

— На окраинах Керчи в разное время я дважды испытывал мистическое ощущение, что прошлые века проглядывают смутными образами в окружающем пространстве. Оба раза это происходило на закате, когда я с друзьями шел через холмы к морю. Закат вообще удивительное время, меняет восприятие. Мне казалось, что я видел арбы, телеги, быков, воинов, идущих почти что рядом со мной. Идут бесконечные народы, такая волна, в которую я случайно попадал. Я не очень люблю эзотерику, но, конечно, все это существует… А что до исторических мест, связанных с мистикой – Максимиллиан Волошин, живший в Коктебеле, своего близкого друга Марину Цветаеву, совсем еще юную, в дореволюционные годы на лодке прокатил в сторону Керчи и где-то здесь показал вход в Аид. Это исторически зафиксированный факт, точно неизвестно лишь само место.

— Где же это может быть?

— Я думаю, это каменоломни на территории города – места довольно страшные, выходы из них есть в разных местах. Цветаева потом рассказывала об этом много раз. Дело в том, что Аид, согласно греческой мифологии – огромное пространство, но вход находится именно на Боспоре. И тут есть геологическая подоплека. Геологи утверждают, что у Керченского и Таманского полуостровов есть общая система подземных течений раскаленной глины. Недавно я слышал даже такую историю, что в Булганаке бросили бутылку с запиской и через несколько месяцев она якобы выпрыгнула в вулкане на Таманском полуострове. Это безусловно блистательное, но вранье, однако оно говорит о том, как эти места влияют на фантазию. И я считаю, что на самом деле не важно, вранье это или нет. Многие мифологические вещи не нужно проверять на правдивость, ведь недаром есть такое выражение – если бы этого не было, это стоило бы придумать.

— Под занавес нашей беседы — неожиданно простой вопрос: за что вы любите Керчь?

— Буду максимально эгоистичным. Это место, где я сформировался. Я туда приехал совершенно инфантильным студентом, и на меня сразу обрушились потрясающие экспедиции, а в промежутках между ними я то занимался борьбой с Крымской атомной станцией, то есть возмужал политически, то лазил в некрополь, узнавал невероятные вещи о нашей истории. Это самый насыщенный период моей жизни. С 1995 я жил в Москве, там тоже многое происходило, но это не имело надо мной такой магической власти, потому что я был к тому времени сформирован, уже приехал туда керчанином. Я счастлив, что вернулся. Потому что это место, с которым нужно очень много работать. Это такой огромный запас паззлов, которые нужно составлять – какие-то культурные факты, феномены… Это материал для людей с художественным мышлением, которых я собираюсь приглашать. В Керчи стоит играть – в смысле игры в бисер по Гессе – с ее собственной историей, не задавая внешние задачи. На форумах мы соединяли древнюю античную историю с постмодернистским и авангардным мышлением гостей, заставляли крайних экспериментаторов говорить о древности, на вечные темы – и получалось очень интересно. Одним словом, Керчь – огромная задача, которая стоит передо мной и многими другими.

— С чем или кем бы вы еще сравнили Керчь?

— Это некий клад, который уже почти простучали. Вот мы с вами грабители, которые постукивали по разным местам планеты, и вдруг – что-то гулкое, волнующее… Более литературно Керчь можно сравнить с палимпсестом. Палимпсест – это текст, написанный поверх некогда существовавшего, но выскобленного другого текста. Ведь погибла большая часть населения, которая помнила не только довоенную, но и дореволюционную Керчь, с том числе очень много образованных людей. Заполнялся же город во многом людьми без высшего образования, и получилось так, что новое культурное пространство под собой имеет огромные стертые слои. Парадокс: то, что собой представляет Керчь сейчас, написано поверх того, что было много раз уничтожено. Усилие Керчи, чтобы представить себя курортным городом, ценно уже само по себе. Но для Керчи также очень важно избавиться от своего выпадения памяти. У города на пути к своему прошлому стоит такая заслонка, и нужно ее разломать или просто прорасти ее корнями – как растению, что попало на асфальт, и стремится прорасти сквозь него в почву, очень многослойную и богатую.

Дмитрий ДЕСЯТЕРИК, «День»
Источник Ежедневная украинская газета «День»

Метки: Kerch, перспективы, размышления